Лев Николаевич Толстой

«… Пишу и слышу наверху голос жены, которая говорит с братом и которую я люблю больше всего на свете. Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть так счастливым… Теперь у меня постоянно чувство, как будто я украл незаслуженное, незаконное, не мне назначенное счастье. Вот она идет, я ее слышу и так хорошо».

« Фетушка, дядинька и просто милый друг Афанасий Афанасьевич. — Я две недели женат и счастлив и новый, совсем новый человек».

«…Вот месяц, как я женат и счастлив так, как никогда бы не поверил, что могут быть люди».

"Люблю я ее, когда ночью или утром я проснусь и вижу — она смотрит на меня и любит. И никто — главное, я — не мешаю ей любить, как она знает, по-своему. Люблю я, когда она сидит близко ко мне, и мы знаем, что любим друг друга, как можем, и она скажет: Левочка, — и остановится, — отчего трубы в камине проведены прямо, или лошади не умирают долго и т. п. Люблю, когда мы долго одни и я говорю: что нам делать? Соня, что нам делать? Она смеется. Люблю, когда она рассердится на меня и вдруг, в мгновенье ока, у ней и мысль и слово иногда резкое: оставь, скучно; через минуту она уже робко улыбается мне. Люблю я, когда она меня не видит и не знает, и я ее люблю по-своему. Люблю, когда она девочка в желтом платье и выставит нижнюю челюсть и язык, люблю, когда я вижу ее голову, закинутую назад, и серьезное и испуганное, и детское, и страстное лицо, люблю, когда..."

Раз он [Лев Толстой] мне высказал мудрую мысль по поводу наших ссор, которую я помнила всю нашу жизнь и другим часто сообщала. Он сравнивал двух супругов с двумя половинками листа белой бумаги. Начни сверху их надрывать или надрезать — еще, еще… И две половинки разъединятся совсем. Так и при ссорах: каждая ссора делает этот надрез в чистых и цельных, хороших отношениях супругов. Надо беречь эти отношения и не давать разрываться.

«Почта прелесть — субботнее твое письмо получил в понедельник, воскресное сейчас, во вторник, приехав из парка. Сижу один в комнате во всем верху; читал сейчас твое письмо, и не могу тебе описать всю нежность, — до слез нежность, кот[орую] к тебе чувствую, и не только теперь, но всякую минуту дня. Душенька моя, голубчик, самая лучшая на свете. Ради Бога, не переставай писать мне каждый день до субботы… Без тебя мне не то, что грустно, страшно, хотя и это бывает, но главное — я мертвый, не живой человек. И слишком уж тебя люблю в твоем отсутствии».

«Мужчины постоянно напрягаю ум и, следовательно, нервы, потому голову и нервы их надо беречь прежде всего; и за эту тишину, за соблюдение их нервов они, после работы, приносят в семью хорошее расположение духа…».

Без любви жить легче. Но без нее нет смысла.

Все мы храбримся друг перед другом и забываем, что все мы, если мы только не любим, — жалки, прежалки. Но мы так храбримся и прикидываемся злыми и самоувереннными, что сами попадаемся на это и принимаем больных цыплят за страшных львов…

Романы кончаются тем, что герой и героиня женились. Надо начинать с этого, а кончать тем, что они разженились, то есть освободились. А то описывать жизнь людей так, чтобы обрывать описание на женитьбе, это все равно, что, описывая путешествие человека, оборвать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам.

Только с женщиной можно потерять целомудрие, только с нею и можно соблюсти его.

« … Я ездил в Новгородскую губернию к тёще и привёз её с меньшим шурином к нам, и поэтому в женском и детском мире ещё более оживлённо, чем обыкновенно».

«Мы приехали в четвертом часу в Боровенку благополучно, здоровы, но я не выспавшись и очень устал. Сережа спал молодым сном, завидно. Сейчас едем на паре, с ямщиком, запрягают.
Утро прекрасно. Свежо, но мы надеваем кафтаны, что будет дальше, и будьте вы только здоровы, а я рад, что приехал.
Письмо это отправляю с ямщиком, который меня везет. Поезд пройдет в 10 часов вечера, я еще допишу что-нибудь.
Дописываю от Любовь Александровны. Она и Славочка здоровы, очень милы и рады нам. Намекнул на приезд к нам. Прощай душенька, целуй детей. Нынче я проведу больше во сне.
Дорога ужасная и мы приехали только в девятом часу. Они уже встали. И дом, и место, особенно место, очень хороши».